— Всем вместе сидеть опасно, — сказал предусмотрительный Леонид. — Надо разойтись в разные стороны. Мое место вон у того пня.

Лида легла на кучу хвороста, а Сашка углубился в лес.

Прошло не меньше получаса. Никто не ехал. Сашке стало скучно одному, и он перебрался к Лиде. Лег рядом с ней, сразу почувствовал, что она замерзла в легком суконном пиджаке.

— Подвигайся ближе, — сказал он и, расстегнув свои ватник, накрыл девушку сверху и крепко прижал к себе.

— От тебя тепло, как от печки, — прошептала Лида.

— Кажется, едет кто-то, — услышала она в ответ.

И действительно, скоро из-за кустов показалась лошадиная морда, а за нею громоздкий фургон. На высоких козлах сидел солдат. Свободной рукой он держался за тормозной рычаг и распевал во все горло.

— Вот это да! — присвистнул ошеломленный Сашка. — Пропала наша мина.

— Тогда его нужно предупредить.

— Ты что? Мы его от смерти спасать будем, а он из автомата. Ведь здесь лес, подумает, что партизаны.

— А мы и так партизаны, — сказала Лида.

Повозка приближалась. Теперь ее отделяли от мины каких-нибудь тридцать метров. Солдат продолжал петь.

— О чем он поет? — спросила Лида. Сашка прислушался:

— Орет, ничего не поймешь. Землю хочет иметь.

— Земля ему обеспечена, — сказала Лида и неожиданно, в самую напряженную минуту, громко засмеялась. Это была одна из тех необъяснимых выходок, над которыми он безуспешно ломал себе голову.

— Тише ты! — одернул ее Сашка.

Она не слушала и смеялась все громче. В это время раздался взрыв, и в чистом лесном воздухе остро запахло тротиловым дымом.

— Айда по домам! — крикнул Сашка и не узнал собственного голоса.

Остальные как будто только и ждали его команды — кинулись в разные стороны.

Обежав деревню по задней дороге, Сашка метнулся в переулок и вывернулся из-за угла как раз в тот момент, когда Лида была уже у дома. Она казалась спокойной, только плотно сжатые губы побелели, но когда вдруг быстро заговорила, стало заметно, как внутри у нее что-то подрагивает.

— Саша, дай слово, что ты без меня не будешь ничего предпринимать.

— Тогда и ты…

Лида повернулась и открыла замок, у которого давно был потерян ключ.

Они оказались в угловой Лидиной комнатке, где стояла узкая железная кровать, а на ней две огромные пуховые подушки, каждая из которых была шире самой кровати; и подушки, и простыни, и стеганое атласное одеяло сверкали такой чистотой, что даже Сашка удивился, когда Лида, не раздеваясь и не глядя, опустилась на постель. С ее старых солдатских сапог, в которых она теперь ходила, стекало на пол.

— Давай я сапоги помогу снять, — предложил Сашка и стал ее разувать.

Лида молча повиновалась ему, дала снять с себя пиджак и, когда осталась в летнем ситцевом платьице, зябко поежилась, подобрала под себя ноги и натянула одеяло до самого подбородка.

Чем ему еще заняться, Сашка решительно не знал, и разговор как-то не клеился; да еще эта неудача с миной из головы не выходила и страх все не отпускал его.

— Какой план был, и все пошло насмарку, — бодро сказал он. — Если на каждую повозку тратить по мине, то и мин не напасешься.

— Не надо об этом, — попросила Лида.

Сашка подошел к окну и стал глядеть на улицу. Морозная тишь да первые звезды на небе. Ни мотоциклов с пулеметами, ни карателей с собаками не было видно. «Может, не хватились еще», — подумал он. Когда после взрыва он мчался по кустам, не разбирая дороги, ему все время казалось, что за ними вот-вот ринется погоня, по следам отыщут в два счета, и тогда уже не отвертишься. Но вот уже темнота затушевала деревню, а погони не было, где-то очень далеко гудели самолеты, и больше ничего.

— Мне холодно, — сказала Лида. — Иди посиди со мной.

Сашка нерешительно стянул сапоги, не торопясь развесил перед печкой портянки. Но эта медлительность не скрывала наступившей неловкости, и, еще больше смутившись, он заворчал:

— Так и знал, что простудишься. Только тебе — что говори, что нет.

В ответ Лида с трудом улыбнулась, и Сашка сел на кровать.

— Надо к Федору Степановичу бежать, — предложил он, имея, в виду деревенского фельдшера, который уже давно не работал, но продолжал жить в деревне.

— Ничего не надо, — прошептала Лида. — Мне хорошо.

— У тебя волосы пахнут дымом. И лесом, — добавил он.

Волосы у нее были совсем светлые, с чистым янтарным блеском, густые и непокорные; Сашка пригладил их, чтобы они не закрывали ей лицо, наклонился и прикоснулся губами.

Лида вздохнула легонько и горячей рукой обняла его за шею. Теперь он чувствовал ее всю возле своего сердца, жаркая волна накрыла его с головой, и он, задыхаясь и обливаясь жаром, поплыл куда-то в головокружительную сказочную даль. Он не помнил, сколько прошло времени. Спал он или грезил, но все время, стоило закрыть глаза, ему представлялась одна и та же картина. Они с Лидой идут по деревенской улице. На нем длинная серая шинель и буденовка с большой нашитой звездой, а в кармане конфеты в бумажках. Лида сама достает их у него из кармана, и они едят конфеты и все идут и идут…

Он просыпался и снова засыпал, и опять просыпался, трогал губами ее лоб и глаза, чтобы проверить, не прошел ли жар, и никак не мог поверить, что эта ленинградская недотрога, которая только и знала, что смеяться над деревенскими, доверчиво прижалась к нему и спит, а он может в любой момент наклониться и поцеловать ее.

Так прошла ночь. Сашка очнулся от непривычной тяжести на руке и сразу вспомнил, что это Лида. В эту минуту он ощутил в себе такую беспредельную нежность, такую всеобъемлющую доброту, почувствовал властно и сильно, что эта девушка ему дороже всего на свете; и все это было так неожиданно и ново, что у него защемило в глазах и тоненько заныло в груди. Он склонился к ее лицу, и в это время Лида попросила, не открывая глаз:

— Принеси попить.

Сашка осторожно ступил на холодный пол и увидел в окно деревенские крыши, заваленные свежим снегом, а вместо скользкой раскатанной дороги пухлый незатоптанный ковер, — наконец-то, настоящий большой снег. Ни о какой погоне теперь не может быть и речи, значит, все обошлось, вот только бы Лида скорее поправилась. Он дал ей попить и принялся за ней ухаживать — укладывал поудобнее, поправлял одеяло, щупал пульс, — и делал это уже смело и уверенно, чувствуя свою ответственность за нее.

— Я теперь каждый день у тебя ночевать буду, — сказал